1 Повитый ризою полночного тумана, Под сладкий говор волн седого океана, Как путник под напев лесного соловья, Спит пышный град. Разврата не тая, Он обнажил поруганное тело,- Рука страстей над ним отяготела, И ночи тьма не кроет от очей Печальных призраков людского заблужденья: Там сладострастные стоят изображенья, Нагие прелести вакханок и цирцей. Что чувствам льстит, а душу унижает, Там видит взор, и ясно выражает Картина от очей не скрытой наготы, Присутствие греха, отсутствие святого, Господство одного порочного и злого - Разврата блеклые цветы... Тихо кладбище, Мертвых жилище, Храм божий тих. Мук преступленья, Жажды, презренья - Говор притих... Казни позорной Место вдали, Заговор черный, Страсти земли - Ада созданья, Помыслы зла, Злые желанья, Злые дела, Тихо, всё тихо, Молчит. 2 Утопая в неге сладкой, Беззаботно спит старик, Дерзкий юноша украдкой В терем девицы проник; Жадный к деньгам видит злато, И во сне его рука Строит гордые палаты, Исчисляет груз богатый Кораблей издалека; Враг людей, друг черной ночи, Устремя кровавы очи В даль, с кинжалом, на коне Ждет добычи терпеливо. Все - кто в яве, кто во сне - Полны суетностью лживой. И надежды и мечты Их по-прежнему ласкают, Ничего не ждут, не знают Дети зла и суеты. В море неги сладострастной Сердце их погребено; А меж тем земля ужасный Пир готовит им давно... Так, в глуби ее таится Пламя дивное, оно Скоро вспыхнет, задымится, Чудной силой зажжено. Скоро будет пир кровавый На земле и в облаках; Пышный, гордый, величавый Превратится город в прах. Скоро.. вестницею гнева Всемогущего творца, Скрыла с неба радость-дева Прелесть юного лица. Темно, душно... Встаньте, люди, Умолите божий гнев, Оторвите вы от груди Юных жен и юных дев; Позабудьте ложе ночи, Вы, погрязнувшие в зле, Возведите к небу очи, Устремите слух к земле. Страшно в небе, но страшнее Под землей, там гром гремит, Там, как в сердце Прометея, Пламя бурное кипит. Пробудитесь! но призванью Вы не внемлете; пора! Нет, отсрочки наказанью Бог не даст вам до утра... 3 Чу! дрожит земли утроба, Гул несется из травы; Гром гремит, как в двери гроба Череп мертвой головы. Чу! трепещут кровли башен, Зазывает темный бор. Разрушителен и страшен Бурь подземный разговор... 4 Вновь прогремели сердитые громы, Эхо глухое далеко летит, Плещется море, и рушатся домы, Людям земля приговор говорит. Слышишь ли, смертный, ты скрежеты ада, Тяжкие вопли придавленных жертв, Видишь ли тело погибшего брата?- Он бездыханен, холоден, мертв. Слышишь ли грозный ты звон колоколен? Это не ты их заставил звенеть, Слабый, унять их ты также не волен, Покайся! близка твоя смерть... 5 Нет, ужасным сим явленьем Человек не устрашен; Лишь с корыстным сожаленьем Гибель зданий видит он. И, рискуя жизнью, страшный, Будто житель гробовой, В бой вступает рукопашный С разъяренною землей: В сокрушенные палаты Он стремительно идет И из них кумир свой, злато, В поле темное несет... И везде одна тревога, Мелкой суетности шум, И не внемлет гласу бога Человека гордый ум. 6 Но грохоты громов подземных сильнее, А черные тучи на небе мрачнее... И вот на свободе, как вихорь степной, Летает, кружится взорвавшийся камень, Потоками брызжет дробящийся пламень И в воздухе блещет кровавой зарей; Оттуда - свершитель небесного мщенья - На головы грешных он с шумом летит; Разгульно пирует везде разрушенье, Ничтожеству всё предает и мертвит... 7 И ужас всех обнял. Всё люди забыли, Дрожащие руки им страх оковал; С землею прощалися, горько вопили И мнили: суд бога последний настал. И мнили: то было паденье вселенной, И с трепетом ждали паденья ея, А громы гремели во мгле потаенной, Валилися зданья, стонала земля... Отчаялись люди; настал час смириться! В их души невольно закралась боязнь; И поняли люди, что это творится За их преступленья достойная казнь... 8 И вот перед небом создателя, в страхе, Упал непокорный народ, и во прахе Смирилися гордые дети земли: И те, что доселе, главою надменной Безумно отвергнувши бога вселенной, На град наказанье его навлекли; И те, что в пороках одних утопали, Забыв и молитвы, и совести глас, Что буйно, безумно грехом торговали И бога-творца забывали не раз,- Пред ним все смирились и песнь о прощеньи Послали к всесильному богу-царю. И вот, милосердный, он в знак примиренья Зажег на лазоревом своде зарю. Заря загорелась, и тучи пропали, Рассеялась мрачность и тьма в небесах, Подземные громы греметь перестали; От града остался лишь пепел да прах. Но люди о нем не тужили, в священных Словах благодарности, чистых, живых, Молитва лилася из душ обновленных,- Им не было жалко хором дорогих. Оделся свод неба пурпуром денницы; Народ всё молился и в страхе твердил: "О боже премудрый! Ты благ без границы, Ты милостью наши грехи победил!.." <1839> |
Примечания
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: МиЗ, с. 40-46.
В собрание сочинений впервые включено: ПССт 1927.
Автограф не найден.
Стихотворение следует за широко распространенными в поэзии 1830-х гг. эсхатологическими мотивами (см., например: Тимофеев А. 1) Гроза. - БдЧ, 1837, No 8, отд. I, с. 137-141; 2) Последнее разрушение мира. - БдЧ, 1838, No 6, отд.. I, с. 136-140, с близким развитием темы и ритмической организацией; Бенедиктов В. Смерть в Мессине. - В кн.: Бенедиктов В. Стихотворения. СПб., 1835, с. 26-27). Все эти произведения варьируют мотивы стихотворения В. Гюго "Небесный огонь" ("Le Feu du Ciel"), открывающего сборник "Восточные мотивы" ("Les Orientales" 1828). Непосредственным источником стихотворения Некрасова является, по-видимому, вольный перевод стихотворения Гюго, сделанный Ф. Н. Менцовым, - "Падение Содома и Гоморра" (Моск. наблюдатель, 1835, дек., кн. 2, с. 422-434); в 1838 г. он был напечатан вторично под заглавием "Огонь небесный" (БдЧ, 1838, No11, отд. I). Некрасов перерабатывает эпизод гибели городов, в отличие от Менцова закапчивая стихотворение картиной торжества божественного милосердия. Ф. Н. Менцов одобрительно отозвался о стихотворении (ЖМНП, 1840, No 3, отд. VI, с. 121). Подробнее см.: Вацуро В. Э. К литературной истории стихотворения Некрасова "Землетрясение". - Некр. сб., V, с. 276-280.
... земли утроба... - формула, восходящая к "Людмиле" Жуковского, (см. также комментарий к стихотворению "Ночь" на с. 659 наст. тома).
Гром гремит, как в двери гроба Череп мертвой головы - образ, возможно, заимствованный из баллады А. Тимофеева "Мертвый гость" (БдЧ, 1839, No 1, отд. I, с. 14): "И, сомкнувши уста и сложивши перста, Головою об крышку стучит".
Летает, кружится взорвавшийся камень... - Ср. в "Диве и пери" А. И. Подолинского: "И летит разжженный камень" (Подолинский А. Повести и мелкие стихотворения, ч. I. СПб., 1837, с. 29).