Вот и Качалов лесок, Вот и пригорок последний. Как-то шумлив и легок Дождь начинается летний, И по дороге моей, Светлые, словно из стали, Тысячи мелких гвоздей Шляпками вниз поскакали - Скучная пыль улеглась... Благодарение богу, Я совершил еще раз Милую эту дорогу. Вот уж запасный амбар, Вот уж и риги... как сладок Теплого колоса пар! - Останови же лошадок! Видишь: из каждых ворот Спешно идет обыватель. Всё-то знакомый народ, Что ни мужик, то приятель. "Здравствуйте, братцы!" - "Гляди, Крестничек твой-то, Ванюшка!" - "Вижу, кума! погоди, Есть мальчугану игрушка". - "Здравствуй, как жил-поживал? Не понапрасну мы ждали, Ты таки слово сдержал. Выводки крупные стали; Так уж мы их берегли, Сами ни штуки не били. Будет охота - пали! Только бы ноги служили. Вишь ты лядащий какой, Мы не таким отпускали: Словно тебя там сквозь строй В зиму-то трижды прогнали. Право, сердечный, чуть жив; Али неладно живется?" - "Сердцем я больно строптив, Попусту глупое рвется. Ну, да поправлюсь у вас, Что у вас нового, братцы?" "Умер третьеводни Влас И отказал тебе святцы". - "Царство небесное! Что, Было ему уж до сотни?" - "Было и с хвостиком сто. Чудны дела-то господни! Не понапрасну продлил Эдак-то жизнь человека: Сто лет подушны платил, Барщину правил полвека!" "Как урожай?" - "Ничего. Горе другое: покрали Много леску твоего. Мы станового уж звали. Шут и дурак наголо! Слово-то молвит, скотина, Словно как дунет в дупло, Несообразный детина! "Стан мой велик, говорит, С хвостиком двадцать пять тысяч, Где тут судить, говорит, Всех не успеешь и высечь!" - С тем и уехал домой, Так ничего не поделав: Нужен-ста тут межевой Да епутат от уделов! В Ботове валится скот, А у солдатки Аксиньи Девочку - было ей с год - Съели проклятые свиньи; В Шахове свекру сноха Вилами бок просадила - Было за что... Пастуха Громом во стаде убило. Ну уж и буря была! Как еще мы уцелели! Колокола-то, колокола - Словно о пасхе гудели! Наши речонки водой Налило на три аршина, С поля бежала домой, Словно шальная, скотина: С ног ее ветер валил. Крепко нам жаль мальчугана: Этакой клоп, а отбил Этто у волка барана! Стали Волчком его звать - Любо! Встает с петухами, Песни начнет распевать, Весь уберется цветами, Ходит проворный такой. Матка его проводила: "Поберегися, родной! Слышишь, какая завыла!" - "Буря-ста мне нипочем,- Я - говорит - не ребенок!" Да размахнулся кнутом И повалился с ножонок! Мы посмеялись тогда, Так до полден позевали; Слышим - случилась беда: "Шли бы: убитого взяли!" И уцелел бы, да вишь Крикнул дурак ему Ванька; "Что ты под древом сидишь? Хуже под древом-то... Встань-ка!" Он не перечил - пошел, Сел под рогожей на кочку, Ну, а господь и навел Гром в эту самую точку! Взяли - не в поле бросать, Да как рогожу открыли, Так не одна его мать - Все наши бабы завыли: Угомонился Волчок - Спит себе. Кровь на рубашке, В левой ручонке рожок, А на шляпенке венок Из васильков да из кашки! Этой же бурей сожгло Красные Горки: пониже, Помнишь, Починки село - Ну и его... Вот поди же! В Горках пожар уж притих, Ждали: Починок не тронет! Смотрят, а ветер на них Пламя и гонит, и гонит! Встречу-то поп со крестом, Дьякон с кадилами вышел, Не совладали с огнем - Видно, господь не услышал!.. Вот и хоромы твои, Ты, чай, захочешь покою?.." - "Полноте, други мои! Милости просим за мною..." Сходится в хате моей Больше да больше народу: "Ну, говори поскорей, Что ты слыхал про свободу?" 1860 |
Примечания
Печатается по Ст 1873, т. I, ч. 1, с. 177-183. Впервые опубликовано: Век, 1861, N 1, с. 32-33, с посвящением: ("А. В. Дружинину") и подписью: "Н. Некрасов", с цензурным пропуском ст. 57-60. В собрание сочинений впервые включено (без посвящения): Ст 1861, ч. 1. Перепечатывалось в 1-й части всех последующих прижизненных изданий "Стихотворений". Цензурная купюра впервые восстановлена в Ст 1863, ч. 1. Авторизованная копия журнального текста с авторской правкой ст. 108 и вписанным поэтом ст. 131 - Тетр. Панаевой, Л. 75-78 об. Наборная рукопись с подзаголовком: "А. В. Дружинину" и подписью: "Н. Некрасов" - Одесская гос. научная библиотека им. А. М. Горького. Очевидно, она была передана редакции журнала "Век". Это подтверждается надписью красным карандашом "В 1-й N, цицеро, корректуру ко мне", явно редакторской, так как стихотворение напечатано этим шрифтом в первом номере журнала. В рукописи есть ст. 57-60. Автограф начинается стихом "Стой! подыми тарантас" и дает иное расположение ст. 1-13 по сравнению с печатным текстом. Ст. 113-116, первоначально шедшие в автографе за ст. 104, зачеркнуты и помещены снова после ст. 112 (подробнее об этом автографе см.: Копыленпо М. М. Неизвестный автограф стихотворения Н. А. Некрасова "Деревенские новости". - В кн.: Доклады и сообщения Филологического института ЛГУ. Л., 1950, с. 108-113). В Ст 1879 датировано: "1860". Эта дата и принимается в настоящем издании. В основе картины горестной деревенской жизни лежат реальные впечатления, на которые указывает сам Некрасов. А. А. Буткевич вспоминает: "С 1844 г. по 1863, пока брат не купил себе имения Карабиху, он почти каждое лето проводил в деревне у отца в сельце Грешневе в 20 верстах от Ярославля. Если брат извещал о дне приезда, отец высылал в Ярославль тарантас, чаще же брат нанимал вольных лошадей или просто телегу в одну лошадь" (ЛН, т. 49-50, с. 179). В автобиографических записях поэт писал: "Если переехать в Ярославле Волгу и пройти прямо через Тверицы, то очутишься на столбовом почтовом тракте. Проехав 19 верст по песчаному грунту, где справа и слева песок, песок, мелкий кустарник и вереск (зайцев и куропаток там несть числа), то увидишь деревню, начинающуюся столбом с надписью: "Сельцо Грешнево, душ столько-то, господ Некрасов<ых>">>. В этих же записях отношения свои и грешневцев он поясняет стихами из "Деревенских новостей" (ст. 10-20) и добавляет: "Я постоянно играл с деревенскими детьми, и когда мы подросли, то естественно, что между нами была такая короткость" (ПСС, т. XII, с. 19).